popova_art

Мы подъезжали к Ростову Великому.

И вот из-за кущи деревьев неожиданно, вдруг, раскрылась до горизонта бескрайняя водная гладь - озеро Неро.
"Финские названия, земли финно-угров", - лицо мужа рядом с моими глазами.
Вспомнилось: и речка у нашего дома в деревеньке - Ишня. Да здесь финно-угорских метин пруд пруди. "И в лицах - шофёр, который вёз нас с вокзала", электрик, продолжаю я, и, неожиданно, - дед Савелий. Ведь отсюда Поповы, с Ярославщины!

И вдруг меня пронзает догадка.
"А мордва - не финно-угры?" - "Финно-угры, конечно".
В мамином лице так много было именно от мордвы. На одном рисунке XIX века точь-в-точь моя мама в молодости, только в мордовском костюме. А папа так похож на отца своего, Савелия, с его округлым светлым лицом, которое и сейчас нередко встретишь в окрестностях Ростова.

ВОТ ОНО ЧТО!

Вот, оказывается, как он выбирал в жёны мою будущую маму!

Да и выбирал ли он?
Выбирала кровь.
Нащупала в кромешной тьме, зацепилась за родственное, услышала родную мелодию или звук и пошла, повела его на этот звук и вывела строчки в письме из Армавира, куда папа вернулся после войны, в Дебрецен, к маме, медсестре военного госпиталя:"Приезжай!".
И она на этот мерцающий свет поехала к нему, по сути незнакомому и в незнакомое. "Мама, знакомься, это моя невеста", - это мой отец моей бабке Василисе. "Це дальняя, аль ближняя?". Это моя мама помнила до старости. Значит была и ближняя...
Но разве мама решала? Решала за неё кровь - почуяла, нащупала, уловила, привязала, несмотря на обиды, а уж они были и не о всех-то я знаю.

ТАК ВОН ОНО ЧТО!
Значит, финно-угры.

А в бабке Василисе - русское, подмосковное. И всё ли?
И я решала ли?
Кровь решала. И в Москву привела и под Ростов поселила у речки Ишни.
И всё ли?




( Collapse )

  
    ОТЕЦ.  ДЕТСТВО И  ЮНОСТЬ.

    Аудиозапись воспоминаний моего отца,  
    Попова Михаила Савельевича.  
    23 августа 1994 года. Папе 76 лет.  

«Бесскорбная, Советская, Отрадная, Попутная– это всё казачьи станицы, богатые. Здесь приграничная полоса была. Поповы жили почти к центру станицы, а Пасютины больше к окрайне, к западу. Станица большая, километров 7 в длину. После гибели отца мать жила вместе с братьями: дядей Федей и дядей Володей. Жили очень бедно. Одна была комната с земляным полом. Помню, дядя Федя, старший, женился. На свадьбе его дружок ухватился за перекладину на воротах, не удержался, упал и разбился. Долго лежал. Помню бабушку Посютину: больная лежала, выносили по естественным надобностям на руках.  

Когда мы остались одни, у нас было 2 гектара земли. Нанимали пахать, сеять. Платить было нечем - мать целое лето тогда отрабатывала. Начал в школу ходить. Дома оставался один с 8 лет, оставался и на неделю и на две, когда мать уйдёт отрабатывать. Научился супчик варить. Ловил рыбу. Однажды мы пошли (это я в 4-й класс уже ходил или в пятый) на экскурсию в рощу и идти домой я уже не мог, обессилил. Голода ещё не было, но питались плохо. Мяса у нас почти никогда не водилось, а жиров – так это только сало, когда заправить супчик. Еле добрался до Поповых. Пришёл, а их никого дома нет, и я потерял сознание. Потом подобрали, положили в постель. Дня два пролежал. У нас было трое свиней. И вот они голодные были: я ведь не пришёл, не покормил и забыл сказать бабушке с дедушкой. А стены турлучные были, земляные. Они проломили стену в кладовую и пшеницу, которая была, всю рассыпали».




Михаил Попов с другом и его отцом. 1934 год. 


( Collapse )